Неточные совпадения
— Когда полудикий Адам
отнял, по праву сильного, у Евы
власть над жизнью, он объявил все женское злом.
— Барыня приказала, — продолжал он, пожав плечами, — а вы погодите… вас еще в свинопасы произведут. А что я портной, и хороший портной, у первых мастеров в Москве обучался и на енаралов шил… этого у меня никто не
отнимет. А вы чего храбритесь?.. чего? из господской
власти вышли, что ли? вы дармоеды, тунеядцы, больше ничего. Меня отпусти на волю — я с голоду не умру, я не пропаду; дай мне пашпорт — я оброк хороший взнесу и господ удоблетворю. А вы что? Пропадете, пропадете, словно мухи, вот и все!
Все это сильно занимало умы, страх перед болезнию
отнял страх перед
властями, жители роптали, а тут весть за вестью — что тот-то занемог, что такой-то умер…
Случалось, что его лавливали и сажали в кутузку, но дело окончивалось тем, что местная
власть отнимала у него сбор и отпускала.
— Все-таки
власть отняла крестьян.
То, что властвующие говорят, что если не было бы их
власти, то более злые стали бы насиловать добрых, означает только то, что насильники, находящиеся во
власти, не хотят уступить этой
власти другим насильникам, которые хотели бы
отнять ее у них.
— Не туда, сударь, не в ту сторону направляем ум — не за серебро и злато держаться надобно бы, ой, нет, а вот — за грамоту бы, да! Серебра-злата надо мно-ого иметь, чтобы его не
отняли и давало бы оно силу-власть; а ум-разум — не
отнимешь, это входит в самую кость души!
Вот смотрите — хотят
отнять у царя его божественную силу и волю править страною по указанию свыше, хотят выборы устроить в народе, чтобы народ послал к царю своих людей и чтобы эти люди законы издавали, сокращая
власть царёву.
Они составили заговор, чтобы
отнять у царя
власть, заменить существующий, добрый русский порядок жизни другим, взятым у иностранных государств, вредным для русского народа.
— Ерунда это! Это господам выгодно
власть отнять у царя, господа беднеют. А мы и безвластно богатеем. Отец у тебя в дегтярных сапогах по праздникам гулял, а ты заграничные башмаки носишь, шёлковые галстуки. Мы должны быть работники царю, а не свиньи. Царь — дуб, это с него нам золотые жёлуди.
— Родила я сыночка —
отняли его у меня, а меня загнали сюда, и не могу я здесь быть! Они говорят — помер ребёночек мой; дядя-то с тёткой говорят, опекуны мои. Может, они убили, подкинули его, ты подумай-ка, добрый мой! Мне ещё два года во
власти у них быть до законного возраста, а здесь я не могу!
И в самом деле, может ли женщина надеяться на успех, может ли она нравиться нашим франтам, если с первого взгляда скажут: elle a 1'air bourgeois [у нее вид мещанки (франц.)] — это выражение, так некстати вкравшееся в наше чисто дворянское общество, имеет однако же ужасную
власть над умами — и
отнимает все права у красоты и любезности...
Для нас, не посвященных в простое таинство души заклинателя — в его
власть над словом, превращающую слово в дело, — это может быть смешно только потому, что мы забыли народную душу, а может быть, истинную душу вообще; для непосвященного с простою душой, более гармоничной, менее охлажденной рассудком, чем наша, — такое таинство страшно; перед ним — не мертвый текст, с гордостью записанный со слов деревенского грамотея, а живые, лесные слова; не догматический предрассудок, но суеверная сказка, а творческий обряд, страшная быль, которая вот сейчас вырастет перед ним, заколдует его, даст или
отнимет благополучие или, еще страшнее, опутает его неизвестными чарами, если того пожелает всемогущий кудесник.
Пользуясь своим удалением от мест кровопролития, пользуясь общим бедствием князей,
отнимают у них
власть законную, держат их в стенах своих, как в темнице, изгоняют, призывают других и снова изгоняют.
У меня
отняли лучшие роли, меня мучили беспрерывной игрой в ролях, вовсе чуждых моему таланту, со мною все наши
власти начали обращаться грубо, говорили мне «ты», не давали мне хороших костюмов; не хочу потому рассказывать, что это все пойдет в похвалу князю: он не так бы мог поступить со мною, он поделикатился, он меня уважил гонениями, в то время как он мог наказать меня другими средствами.
Он служит у Анны Фридриховны, по крайней мере, в сороковой раз, и служит до первого запоя, пока хозяйка собственноручно не прибьет его и не прогонит,
отняв сначала у него символ
власти — фуражку с позументами.
Никто не
отнимает ее у меня, но я сам отдаю ее: имею
власть отдать ее и
власть имею опять принять ее. Сию заповедь получил я от Отца моего.
«Если я
отнимаю у людей собственность, хватаю их от семьи, запираю, ссылаю, казню, если я убиваю людей чужого народа, разоряю их, стреляю в города по женщинам и детям, то я делаю это не потому, что хочу этого, а только потому, что исполняю волю
власти, которой я обещал повиноваться для блага общего», — говорят подвластные.
Если ты будешь считать благом то, что не в твоей
власти, ты будешь всегда несчастен. Пойми, что благо только то, что в твоей
власти, и твоего счастья никто не
отнимет у тебя.
Не всегда могут люди иметь то, что не находится в их
власти, не принадлежит им, то, что другие могут
отнять у них, — всё это не во
власти людей. Во
власти же людей только то, чему никто и ничто не может помешать.
Одни люди полагают жизнь в чревоугодии, другие — в половой похоти, третьи — во
власти, четвертые — в славе людской, и на всё это тратят свои силы, а нужно всегда и всем людям только одно: растить душу. Только одно это дает людям то истинное благо, такое благо, какого никто
отнять не может.
Отнимите от человека всякую личную
власть над вещным, материальным миром, всякую личную свободу в хозяйственных актах, и вы сделаете человека рабом общества и государства, которые
отнимут от него и право свободы мысли, совести и слова, право свободы передвижения, самое право на жизнь.
Виталина. Невесте?.. после вчерашнего поступка вашего? Все знаю, сударь! Отныне все связи наши, все обещания разрушены. Вы сами их уничтожили. Забудьте, что мы когда-нибудь существовали. Властию матери запрещаю ей иметь какие-либо сношения с вами:
власти этой над нею, надеюсь, никто не
отнимает у меня; хозяйкой дома вы, кажется, позволите мне быть у себя. И потому вход ко мне запрещен вам и отцу вашему. Я уж об этом писала ему.
Власти в селе он не потерял, а служба
отнимала время, которое ему было дорого, — он был приискатель, то есть, кроме крестьянского надела, имел свой небольшой прииск.
Будзилович круто повернул влево и прошел с шайкой верст пятнадцать до фольварка Ордежа. Дорогой они встречали крестьян, идущих по случаю праздника Юрьева дня к обедне, увещевали их не слушаться более русских
властей, говорили, что «за нами идет польский король с большим войском
отнимать Могилёвскую губернию у русского царя», но ничто не помогло: крестьяне шли своей дорогой, твердя, что паны «подурели», да и сами повстанцы ворчали, что по этой адской дороге, невесть зачем свернули в сторону.
— Известно, баба… волос дорог, а ум короток. Не дело безумной потакать, мертвого младенца столько дней не прибранного держать… Наедет кто-нибудь из
властей… Ох, как достанется… А кому?.. Все мне же, а не бабе… Баба что… дура… для нее закон не писан… а моя так совсем об двух ярусах… Сегодня же
отниму у ней трупик и отвезу к отцу в имение. Пусть хоронит, как знает…
Если вы неподатливы или не найдете средств защитить дитя от притязаний матери, которая его не любит, но имеет на него права, — она обратится к
властям и
отнимет его у вас, и… потом его бросит…